Мир воображения: путь к воплощению души

Мир воображения: путь к воплощению души


Реальность воображения затрагивает нас в исключительные моменты и оставляет нас с мистическим чувством того, что мы заглянули в параллельный мир. Она может проявлять свое присутствие во время фазы быстрого сна, или кошмара или влияют на нас, когда мы бодрствуем в образе музы, ангела-хранителя или демона. Кто-то называет воображаемое сферой архетипом, пристанищем богов и богинь, землей демонов или ресурсом для вдохновения. Кто-то называет это просто душой. Здесь мы находим территорию целостности, которая одновременно привлекает и пугает нас, территорию, которую мы на Западе мало понимаем, ведь мы склонны отвергать примеры воображаемых персонажей как незначительные или патологические. Мы боимся их непредсказуемой, зачаровывающей энергии, их способности изменять наши устоявшиеся верования о нас самих и мире, в котором мы живем. Уровень воображаемого фундаментален для сознательного, его незаметная активность влияет на нас, захватывая все больше людей параллельно тому как растут стрессы и напряжение 21 века.

Через погружение в воображаемое мы входим в напряженность невидимых взаимоотношений противоположностей, образующих внутреннюю жизнь. Здесь мы обнаруживаем связь сознательного с широтой бессознательного, близость привычного разума к скрытым тайнам тела, и кипение мыслей и чувств в, казалось бы, устойчивой идентичности. Нуминозный образ, если мы открыты его зову, играет магическую роль, соединяющую разрозненные части нас самих, объединяющую сферы тела и разума, сознательное и бессознательное. Образ также приближает нас к сфере вне нашей согласованной реальности. Он находится в мире воображаемого где дух соединяется с ощущением, чтобы донести до нашего ограниченного человеческого видения, какими мы можем быть.

Персональный опыт вторжения воображаемого в личность

Мой собственный интерес к воображаемым сферам начался серией вторжений демонических образов в мою повседневную жизнь. Через несколько месяцев после рождения моей дочери, незадолго до моего 40-колетнего дня рождения, начались подозрительные случаи спонтанных необычных состояний сознания. Они начали изменять мое отношение к реальности. В эти странные часы в мой разум врывались омерзительные, иногда ужасающие видения. Яркие сцены появлялись из неоткуда, они состояли из расчлененных тел, экскрементов, и жестоких сексуальных изнасилований, совершаемых оборотнями и прочими странными получеловеческими существами. Вспышка, и моя внутренняя жизнь сменялась с привычного пейзажа болтовни о событиях дня, игры с собакой или планировании своего завтра, на другой, переполненный душераздирающими мифическими существами, чудовищами, казнями, насильниками, крысами, тарантулами, личинками, и змеями – все это в сюрреалистической обстановке, как на картинах Дали. Я теряла рассудок? Была одержима демонической силой? Это были флешбеки в детство или ночной кошмар? Или галлюцинация прорывающаяся в мой дневной мир? Необходимо сказать, что я была глубоко подавлена настойчивой реалистичностью этих образов, на которыми, как мне казалось, у меня совсем нет контроля.

До того как эти вторжения захватили меня, я в течении 10-ти лет упорно тренировалась во внутренней работе при помощи исследовательских и медитативных практик. Я повседневно наблюдала и изменяла ментальную активность и верила, что внутренний образ любого рода не реален, он не более чем усилений физических ощущений, сродни тому когда у человека во время сна спадает одеяло и он видит себя идущим по Антарктике. Я понимала фантазии наяву не более, чем «продукты разума», что-то, что наблюдаешь и отпускаешь, не придавая особого значения. Однако, эти определенно «адские» видения продолжали сопротивляться моим слабым усилиям в присутствии и внимании. Они были похожи на галлюцинации, вовлекавшими мои эмоции и ощущения. Живость этих образов постучалась в двери моего сознания гораздо громче, чем то, что я прежде видела. Они вторгались в сознание как фильм, в котором я была главным персонажем в альтернативной реальности. Затопляя меня, они разрушили мои слабые усилия в наблюдении их.

Назойливые сцены каждый раз оставляли меня растерянной и разуверенной в моей вменяемости, ведь они затрагивали не только мое ощущение себя, но и существовавшие до этого рамки представлений о реальности. Они пошатнули мое равновесие, мою концентрацию и мой сон. Сначала они охватывали меня достаточно неожиданно, потом постепенно я начала замечать присутствие сумеречного состояния сознания и ментальную разбитость, которые продолжались в течение нескольких часов или даже дней перед визитом воображаемого. Я научилась сидеть с ручкой наготове, это было что-то вроде автоматического письма, когда я позволяла воображению перейти в слова, тогда напряжение превращалось в некую форму. Когда видение проходило, я чувствовала облегчение, как будто со мной случился катарсис.

В образах, нагруженных ощущениями, которые приходили ко мне, обнаружился странный парадокс. Они пугали и отталкивали меня своей чувственной живостью, пугающей наполненностью и сексуальным насилием, но в то же время привлекали меня своей эротической интенсивностью. Это было точно свечение иного мира, из которого они являлись. Пугающее содержание находилось в сильном контрасте с нуминозностью их тона и цвета, превращаясь в буйную, полуосознанную встречу абсолютных противоположностей. Физическое напряжение, тревога и страх захватили меня. Сверхъестественная спонтанная природа образов, их невидимое присутствие, также как и особый кинестетический компонент, который они содержали, приковали мое внимание. Я могла ощущать, слышать, видеть этих существ, которые хотели войти в мой мир. Я была заинтригована реальностью, в которой проходили эти события. Это было ярко, но нереально для восприятия, воображаемо, но онтологически осязаемо.

Мое отношение любви-ненависти к образам развивалось в течение того как я боролась с явно непреодолимым давлением и напряжением между противоположностями моего опыта. Если я отстраняла себя от отвратительных образов (очень вероятная альтернатива, к которой я часто прибегала, когда сцены становились слишком затапливающими), сразу появлялась вдохновляющая живительная сила, вызывавшая к реальности воспоминания, в которых они продолжались. С другой стороны, когда я собиралась по кусочкам, чтобы присоединиться к агрессивной истории и персонажам самые ужасные эпизоды погружали меня в дискомфортную интимность, которую я могла едва выносить. Ведь в той демонической реальности я сама страдала как диссоциированный ребенок, я сама принимала участие в садизме, я извивалась, раскачивалась и жалила как кобра. Я больше не была предыдущей собой, но стала пожирающим ядовитым, чешуйчатым существом, смеющимся демоном, одержимым жестокостью, королевой пыток, в общем полным грязным дерьмом. Эти образы обычно сопровождались сильным физическим ощущением, которое добавлялось к качеству «реальности», включая боль, чувство удушья или зуда, запах гнили, оцепенение, головокружение, сексуальное возбуждение, диссоциацию или дезориентацию. Я думала, что поддалась полной идентификации с умасшедшим пугающим миром и удивлялась, почему это не может быть так просто: наблюдать, присутствовать, осознавать все эти «продукты разума».

Проявление сферы архетипов

Не имея никакого другого объяснения или человека, который смог бы понять, что со мной происходило я была встревожена и обеспокоена в течение нескольких лет, пока появлялись видения. Я продолжала интересоваться: погрузилась ли я в доречевое детство или воспоминания прошлых жизней, открыла ли я базовые дефекты характера или, того хуже, просто сходила с ума? Мои поиски объяснения наконец-то привели меня к тому, как Кал Юнг описывал инвазивную природу бессознательного, прорывающегося в сознание. Это было так хорошо описано, что я погрузилась в его работы:

«Эти вмешательства имеют странности потому что они иррациональны и непостижим. Они приносят моментальное изменения личности, начиная с того момента, как они открыли в ней болезненный секрет, который отделяет ее от окружения. Это что-то такое, что мы не можем сказать кому-либо. Мы боимся, что нас обвинят в ментальной болезни, но для этого нет причины, потому что похожие вещи случаются и с лунатиками. Еще очень далеко до того, чтобы быть затопленным патологично, хотя дилетанты и не понимают этого».

Эксперты как Юнг оказались оазисом в пустыне моих поисков понимания моего опыта. Как оказалось, юнгианская и пост-юнгианская архетипическая психология предлагает контекст, который я не могла найти где-либо еще, чтобы растолковать свои видения. Я часто использую термины и концепции юнгианской мысли в этой работе, находя это подходящим способом для обоснования событий. Позже я даже вступила в юнгианскую терапию, проект, который длился около 10 лет. И хотя я и не подпишусь под всеми его теориями, Юнг был как дома в области воображаемого и его открытия в воображаемой реальности интуитивного восприятия, противостоящие разумному духу его времени, доступны для всех, кто хочет шагнуть за дверь, которая ранее была плотно заперта.

Постепенно, живя с этими вмешательствами и изучая похожие у других, я поменяла свои дилетантские взгляды о воображаемых событиях. Как я упоминала, когда беспокоящие образы появились в первый раз, я безуспешно пыталась рассматривать их только как разумные, хотя и искаженные интерпретации данных мозга. Только потом я узнала как мои тренировки в духовных практиках заставили меня пройти этот срединный уровень тонкого тела психе, который мне нужно было пересечь для того, чтобы получить доступ к энергиям и опыт, который я бы не получила обычным наблюдением.

Позже, когда мой контакт с воображаемыми сферами возрос, соматические компоненты видений стали совпадать с подавленными эпизодами моего прошлого. Еще позже образы стали резонировать с родовой и коллективной историей, в которой были и насилие как тактика ведения войны, и пытки и прочее. Прошли годы. Кстати говоря, возросло количество эпизодов, которые имели место в той же реальности. У меня отпали все мысли по поводу того, что это были воспоминания моей жизни или признаки фундаментальных искажений моей личности, включая зарождающийся психоз. В конце концов, я пришла к рассмотрению видений, как отражения другой, большей реальности, мира, описанного как «архетипический», как «упорядоченное проявление определенных сущностей», или как то, что универсальные константы показывают себя на всех уровнях бытия. Я не отрицаю того, что процесс был окрашен ранними события и жизни. Я лишь чувствую с возрастающей уверенностью их связь с силами выше персональных, а их появление как часть естественного продолжения исследований психе.

В моем разуме окончательно сформировалась архетипическая трактовка для понимания видений. Я увидела, что нуминозность и целостность воображаемой реальности были наиболее важными событиями для меня. Этот аспект со временем вызвал наибольший интерес, чем всплывающие образы сами по себе. К лову, возникло очень много образов, которые для рассмотрения требовали фантастических метафор для того, чтобы перевести их на язык биографических событий. Даже когда биографические аналоги в материальном мире были обнаружены и проработаны – с некоторыми пугающими образами я нашла связи с террором со стороны отца – образы обнаруживали связи с коллективными сферами. Начало появляться видение одного семейного секрета – прадедушка, которого я никогда не видела и даже не могла знать – а позже появилась фигура Гитлера. Все это проявлялось из единого телесного ресурса, который находится возле сердца и солнечного сплетения.

Связь тела и сознания

Радикальные столкновения с демонами стимулировали проявление табу, не известные мне ранее. Они сочетали в себе страхи и отвращение с сильной привлекательностью. Энергии требуют инстинктивной, телесной восприимчивости к ассимиляции, потому они активируют табу связанные чувственностью, инстинктами и чувствами. Демоны оживляют весь спектр чувств, таких как агрессия, ярость, страх, сексуальность, чувственность, силу, грусть. Они приводят к осознанию того, что было ранее подавлено или отрицаемо. В теории, как ментальный (вербально, визуально), так и инстинктивный (чувство, ощущение) аспекты должны привлекать одинаковое внимание человека при вторжении в сознания, но наше долговременная культурная враждебность к инстинктам мешает присутствию телесных энергий. Хоть мы находим отчеты о бесчисленных подобных опытах в юнгианских текстах, это заставляет нас тосковать по жизненности телесных проявлений образов. Здесь важно отметить, что многочисленные исследователи воображаемого находились под большим влиянием отношения, которое превозносило разум и обесценивало тело. Эта предвзятость исказила их инсайты, а также методы и заключения к которым они пришли. Они оставили нас с информацией о психическом и ментальном аспекте образов и ничего об их телесном компоненте. До сих пор не понятно, как демонические образы заставляют нас чувствовать. Самое важное в том, что когда мы пытаемся блокировать телесный аспект демонов, мы ограничиваем их возможности дать нам доступ к трансформирующему потенциалу, который они содержат.

Наш страх этих реальностей вместе с традиционным недооцениванием роли тела для раскрытия ментальной и духовной жизни, ведет к двум центральным причинам нашего игнорирования. Первая. Хотя, мы и начинаем понимать важность тела, мы должны преодолеть длинную историю его отвержения перед тем как сможем полностью осознать его центральную роль в наполненной смыслом, богатой внутренней жизни, которая открывает незримые реальности, которые мы обычно воспринимали как анимизм, истерия, религия или духовный мир. Я надеюсь, эта работа внесет вклад в уменьшение нашего сомнения, растерянности и хаоса, которые появляются вместе с незнакомыми внутренними проявлениями.

Другой причиной, почему так мало авторов фокусировалось на роли тела, показывает отвержение культуры темной женственности, энергий приписываемых Темной Богине. Пока мы полностью связываем целостность, интуицию, воспитание и эмоциональность с женственностью, активные, динамические энергии приписываются архетипу Великой Матери, который воспринимается носителем целого ряда качеств обычно обозначаемых как женские. Дебаты и споры продолжаются о том, какие точно качества включать как феминные. Так или иначе, все это требует пересмотра типичных, отвергаемых или темных, неопознанных феминных качеств.

Когда мы входим в сферу Темной Матери или темной женственности, мы можем пережить видения сакральной сексуальности, животной силы, а также затронуть безумие, разрушение, смерть, перерождение. Темная Мать управляет метаморфозом природы, непрекращающимся циклом рождения, смерти, перерождения.

Задача героя, которая состоит в том, чтобы перевести этот опыт в теневую часть психе, до сих пор является ведущим культурным мифом. Для того, чтобы заменить его и подымается пропитанная эротизмом фигура андрогина, рожденного от союза маскулинного и феминного, света и тьмы, добра и зла. Нет ничего удивительного, что мы обеспокоены. Возможно, это более чем революция нашего индивидуального психе, когда мы сталкиваемся с вмешательством демонических опытов. По правде говоря, мы сталкиваемся с ведущей революцией в нашей культуре.

Одно то, что в нашем языке не хватает термина для обозначения темных экзистенциальных областей нашей конечной жизни – мы родились и мы умрем – демонстрирует то, как далеко мы отбросили себя от архетипической реальности Темной Женственности. Сочетая ощущение рождения нового со смертью старого, демонические видения резонируют с этими реальностями, убирая такие дихотомии как начало и конец, соединение и разделение, тень и свет, содержащие друг друга и указывающие на более глубокую истину, чем та, к которой мы привыкли. Нуминозность рождения и смерти имеет потенциал поднять нас над дуалистическим мировоззрением к новому состоянию сознания, к состоянию целостности и интуитивного видения. В этих состояниях сознания мы можем обнаружить, что тьма – важная часть времени ожидания перед циклическим возвращением света. Если мы однажды преодолеваем страх перед темные женскими аспектами внутренней жизни, такие как распад, дезориентация, тьма, ночь, пустота, мы понимаем, что они пропитаны эротической интенсивностью, тогда они становятся двигателями большей жизненной силы. Большей силы, чем когда что-то недооценивается, пугает или отвергается.

Движение к более сбалансированному взгляду на внутреннюю жизнь, который признает ее темные, скрытые стороны, начинается только сейчас. Мой вывод заключается в том, что энергии тьмы – деструктивный и эротический принцип – укоренен в теле. Когда они приходят в форме демонов, они обеспечивают нас тем, что было долго утраченным ресурсом для развития человека. Мы приближаемся к новой стадии индивидуации или становимся более целостными, когда проходим волнующие инсайты ради интеграции того, чему научились. Теперь мы готовы физически ассимилировать открытия в целях достигнуть любого фундаментального изменения в характере и воображении. «Ужасная мать», в которую мы верим, вызывает необъяснимый животный страх и нам нужно применить свет сознания для того, чтобы преобразовать эту боль, растворить эту часть психического прошлого. В этом месте темные демонические силы появляются для того, чтобы перекинуть мост между телом и душой, требуя нашего участия. Здесь находится точка, в которую мы имеем возможность углубиться, войти в тьму, где чувство тела встречается с душой в эротическом, уничтожающем взрыве ужаса, приносящем и разрушение и радость.

Без принятия наших отвергнутых темных чувств, ощущений, мыслей, и образов, мы можем прийти к пониманию сил, движущих нашей душой, но мы еще не можем действовать с новым пониманием себя. Мы открываем себя с лучшими и худшими сторонами, живя собой истинными, нежели ограничивая себя. Люди имеют уникальные потенциал для жизни в двух мирах – материальном и духовном. Когда мы принимаем пугающую эротическую окраску демонов, мы достигаем более сбалансированного видения и получаем возможность видеть другие реальности, не только те, в которых живем.

Эротическое разрешение: принятие демона

Когда мы соединяемся с демоническим образом, мы разрешаем ему трансформировать, алхимически изменить наше чувство «Я». Интуитивный процесс это не потеря себя, но своего рода частичный метаморфоз, как у гусеницы, когда она забирается в кокон. Это тонкий соматический процесс, который порождает исчезающие чувства в глубинах костей, мышц и кишечника, включающий в себя смерть и перерождение. Во время интеграции, в этом метаморфозе мы теряем нашу старую, ограниченную идентичность и постепенно погружаемся в новый, до этого неизвестное чувство того, кто мы есть. Если мы учимся выносить страх и дискомфорт этого преобразования, мы можем превратиться в бабочек, вылетающих из кокона. Словарь Вебстера определяет метаморфоз как «изменения, которые произошли в животном сверхъестественным путем, ведущие к рождению или вылуплению». Мир воображаемого наполнен динамикой животных, эротических, творческих, разрушительных энергий для изменения. Откажитесь от иного, те, кто входят сюда.

Мы начинаем понимать важность эротического как центрального импульса в тонком теле. Неизбежные вторжения приносят боль также как и благословление. Бывают периоды, когда мы чувствуем, что дошли до предела и должны бороться с отчаяньем, депрессией и диссоциацией. В средневековой алхимии умирание старых психических форм всегда предшествует вспышке соединения. Мы все предпринимаем психо-духовную работу по углублению, нам нужно научиться приветствовать, а не бежать от боли, дезориентации и страха умирания. Нашей целью становится разрушение себя на всех уровнях, а также ощущения и инсайты на волнах этого символического умирания. Не позволяя себе быть разрушенными, а также не принимая посланников невиданной радости и боли, мы не позволяем себе пережить связь между соединением и разрывом, жизнью и смертью, а это ведь самый яркий момент внутренней жизни. В сфере единения, где мы чувствуем, что у нас нет почвы под ногами, мы стремимся быстрее убежать к старым, удушающим путям бытия.

Если мы и правда хотим жить, нужно больше значения уделить темным фактам психической жизни. Если мы хотим преодолеть удушение прошлым, нам нужна смелость для того, чтобы позволить нашим глубинам ворваться в сознание, не важно насколько сильно они изменят наше представление о себе, ценности, взгляды. Они попросят нам идти выше теорий, выше понимания, чтобы открыть ощущения, эмоции и уязвимости самых пугающих, отвергаемых частей себя. Табу на сокрытие сексуальности, агрессии и мощи входя в эту сферу, сталкиваются с входом в странный мир постоянных объединений и разъединений, которые мы находим на плане воображения. Когда мы обсуждаем природу воссоединения души с отвергнутыми энергиями тела, мы продолжаем возвращение к главной мистерии: деструктивной креативности единения самого по себе - загадка такая трудная для наших умов, но такая очевидная для наших душ. Чтобы открыть эти трансформирующие мистерии, единение требует от нас встречи с раздором и разрушением, так же как и с творческой, теплой радостью.

Сандра Ли Дэннис